оно шикарное
Mar. 14th, 2014 10:34 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tayra_coynehttp://ficbook.net/readfic/595811
- Я говорю: ну ладно, - охотно повторил Ласси. – Это нормально. Знаешь, у меня был в жизни один случай…
Он поднял глаза к небу, вспоминая.
- Я не помню, сколько мне было, может десять, может, одиннадцать, мы ещё жили в Нью-Йорке. Это был какой-то странный год, всё, что я помню – мы с папой часто ходили на похороны и на поминки, потому что много людей почему-то умирало. Не простых людей, - папиных друзей, они часто у нас бывали, а потом, вдруг… - Ласси пожал плечами. – У папы было такое элегантное чёрное платье, и шляпка с вуалью и перчатки. Он был очень красивый, как настоящая леди. И на всех поминках играл «Люди, готовьтесь, поезд идёт». Только вместо «поезд» он всегда пел «корабль», потому что ему так больше нравилось…
Качели снова заскрипели, медленно покачиваясь.
- Это был очень странный год. Или, может, это был не один год - у меня всё смешалось, извини. Столько наших друзей просто… просто ушли. Друзья и некоторые люди, которые жили у нас иногда. Папины знакомые вроде Торина. И однажды, я вернулся из школы…
Бродяжник поднял руку, будто защищаясь от того, что сейчас услышит.
- Не продолжай. Ты не обязан, я всё понял.
Ласси его не слышал.
- Я очень радовался, потому что меня обещали принять в скауты. Дома было темно, только в ванной горел свет, и вода лилась. Лилась и лилась. Журчала, как ручеёк. Я подумал, что папа, наверное, лёг спать и забыл её закрыть.
Ласси поднял на Бродяжника пронзительные, голубые глаза.
- Только он не забыл. На полу было много воды, и она вся была розовая. Такой красивый розовый цвет, как облака на закате. Я смотрел на эту воду и… и боялся смотреть выше. Так и не посмотрел. Я побежал к телефону, вызвал девять-один-один, и просто сидел в гостиной, слушал, как вода течёт. Как она журчит. Сидел там, как трус. Как предатель.
Бродяжник молчал.
- В больнице они отдали мне платье. Оно было такое белое, красивое, как у невесты, и я весь вечер его стирал. Сидел перед машинкой и смотрел, как оно там крутится, но оно так и не отстиралось – всё было в пятнах. Я каждый вечер приходил из школы и ходил по квартире. Дома было совсем темно и холодно, будто в лесу. Темно, холодно, и никого не было, будто все уехали куда-то и забыли меня. Только белое платье осталось, и я каждый вечер совал его в машинку, пытался отстирать. а потом оно просто порвалось.
И я заплакал тогда, впервые с того момента, как… мне показалось, что это знак, понимаешь?. Что я навсегда тут останусь один. Но… - Он улыбнулся. – Всё было в порядке. Меня пустили к папе. Он был такой бледный и такой грустный, у него даже щетина немного появилась, я никогда раньше не видел у него щетины. Он молчал и просто смотрел на меня, а я взял его за руку и начал петь «Эй, Джуд», как он мне всегда пел, когда я грустил. У меня так голос дрожал… совсем некрасиво вышло. Тогда он улыбнулся, и всё стало хорошо. А про платье он так и не спросил.
Повисло молчание. Бродяжник не знал, что сказать, и спросил только:
- Ты что, так и жил один, пока он был в больнице?
Ласси покачал головой.
- Мистер Олорин заходил узнать, всё ли у меня в порядке. Ну, я и ужинал у него иногда. Потом мама меня забирала, были всякие суды, больницы… но, в общем, я всё равно остался с папой, потому что мы сбежали от социальных служб сюда. Он, однажды, просто встретил меня после школы - приехал на кадиллаке и в больших чёрных очках. Он сказал: «собирайся, бельчонок, королевство Мирквуд переезжает в Город Ангелов!» И всё снова стало хорошо.
- Ты думаешь, что я тебя не брошу, если ты расскажешь мне такую вот историю? – негромко спросил Аарон. – Не правда. Я знал, что у тебя парочка таких есть. Или ещё каких-нибудь, например, как ты однажды увидел, как твоего папеньку дерёт какой-нибудь мерзкий, жирный богатый мужик. Или несколько мужиков. А потом у вас вдруг появляются деньги, чтобы купить тебе, скажем, ролики, о которых ты мечтал. Вы – такая семейка. Я знал, на что шёл, когда в тебя влюблялся.
- Я не пытался тебя разжалобить! – поспешно сказал Ласси. – И роликов у меня никогда не было. У меня вообще мало что было, потому что папе не много платят, а украшения ему нужны. Я просто хотел сказать, что привык… привык, что человек может просто уйти однажды, и всё. Я много раз такое видел, и… если ты уйдёшь, я просто вернусь домой и попрошу папу сыграть «Эй, Джуд». Я буду в порядке. Это было хорошее приключение, а теперь оно, наверное, закончилось. Зато теперь я смогу выбрать, идти в армию или ехать волонтёром в Африку. Голодные дети и попавшие в нефть птицы сами о себе не позаботятся, знаешь. И иракская демократия тоже.
- Я говорю: ну ладно, - охотно повторил Ласси. – Это нормально. Знаешь, у меня был в жизни один случай…
Он поднял глаза к небу, вспоминая.
- Я не помню, сколько мне было, может десять, может, одиннадцать, мы ещё жили в Нью-Йорке. Это был какой-то странный год, всё, что я помню – мы с папой часто ходили на похороны и на поминки, потому что много людей почему-то умирало. Не простых людей, - папиных друзей, они часто у нас бывали, а потом, вдруг… - Ласси пожал плечами. – У папы было такое элегантное чёрное платье, и шляпка с вуалью и перчатки. Он был очень красивый, как настоящая леди. И на всех поминках играл «Люди, готовьтесь, поезд идёт». Только вместо «поезд» он всегда пел «корабль», потому что ему так больше нравилось…
Качели снова заскрипели, медленно покачиваясь.
- Это был очень странный год. Или, может, это был не один год - у меня всё смешалось, извини. Столько наших друзей просто… просто ушли. Друзья и некоторые люди, которые жили у нас иногда. Папины знакомые вроде Торина. И однажды, я вернулся из школы…
Бродяжник поднял руку, будто защищаясь от того, что сейчас услышит.
- Не продолжай. Ты не обязан, я всё понял.
Ласси его не слышал.
- Я очень радовался, потому что меня обещали принять в скауты. Дома было темно, только в ванной горел свет, и вода лилась. Лилась и лилась. Журчала, как ручеёк. Я подумал, что папа, наверное, лёг спать и забыл её закрыть.
Ласси поднял на Бродяжника пронзительные, голубые глаза.
- Только он не забыл. На полу было много воды, и она вся была розовая. Такой красивый розовый цвет, как облака на закате. Я смотрел на эту воду и… и боялся смотреть выше. Так и не посмотрел. Я побежал к телефону, вызвал девять-один-один, и просто сидел в гостиной, слушал, как вода течёт. Как она журчит. Сидел там, как трус. Как предатель.
Бродяжник молчал.
- В больнице они отдали мне платье. Оно было такое белое, красивое, как у невесты, и я весь вечер его стирал. Сидел перед машинкой и смотрел, как оно там крутится, но оно так и не отстиралось – всё было в пятнах. Я каждый вечер приходил из школы и ходил по квартире. Дома было совсем темно и холодно, будто в лесу. Темно, холодно, и никого не было, будто все уехали куда-то и забыли меня. Только белое платье осталось, и я каждый вечер совал его в машинку, пытался отстирать. а потом оно просто порвалось.
И я заплакал тогда, впервые с того момента, как… мне показалось, что это знак, понимаешь?. Что я навсегда тут останусь один. Но… - Он улыбнулся. – Всё было в порядке. Меня пустили к папе. Он был такой бледный и такой грустный, у него даже щетина немного появилась, я никогда раньше не видел у него щетины. Он молчал и просто смотрел на меня, а я взял его за руку и начал петь «Эй, Джуд», как он мне всегда пел, когда я грустил. У меня так голос дрожал… совсем некрасиво вышло. Тогда он улыбнулся, и всё стало хорошо. А про платье он так и не спросил.
Повисло молчание. Бродяжник не знал, что сказать, и спросил только:
- Ты что, так и жил один, пока он был в больнице?
Ласси покачал головой.
- Мистер Олорин заходил узнать, всё ли у меня в порядке. Ну, я и ужинал у него иногда. Потом мама меня забирала, были всякие суды, больницы… но, в общем, я всё равно остался с папой, потому что мы сбежали от социальных служб сюда. Он, однажды, просто встретил меня после школы - приехал на кадиллаке и в больших чёрных очках. Он сказал: «собирайся, бельчонок, королевство Мирквуд переезжает в Город Ангелов!» И всё снова стало хорошо.
- Ты думаешь, что я тебя не брошу, если ты расскажешь мне такую вот историю? – негромко спросил Аарон. – Не правда. Я знал, что у тебя парочка таких есть. Или ещё каких-нибудь, например, как ты однажды увидел, как твоего папеньку дерёт какой-нибудь мерзкий, жирный богатый мужик. Или несколько мужиков. А потом у вас вдруг появляются деньги, чтобы купить тебе, скажем, ролики, о которых ты мечтал. Вы – такая семейка. Я знал, на что шёл, когда в тебя влюблялся.
- Я не пытался тебя разжалобить! – поспешно сказал Ласси. – И роликов у меня никогда не было. У меня вообще мало что было, потому что папе не много платят, а украшения ему нужны. Я просто хотел сказать, что привык… привык, что человек может просто уйти однажды, и всё. Я много раз такое видел, и… если ты уйдёшь, я просто вернусь домой и попрошу папу сыграть «Эй, Джуд». Я буду в порядке. Это было хорошее приключение, а теперь оно, наверное, закончилось. Зато теперь я смогу выбрать, идти в армию или ехать волонтёром в Африку. Голодные дети и попавшие в нефть птицы сами о себе не позаботятся, знаешь. И иракская демократия тоже.
